Category: знаменитости
Category was added automatically. Read all entries about "знаменитости".
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
Случилось так, что на рождение третьего внука мама решила подарить моей жене золотое колечко.
Пошла в магазин и купила.
И хоть говорили выбирать большой размер, она взяла и стала по своему собственному пальцу прикидывать – если ей налезет, то уж моей жене тем более.
Вот вам и первый урок из этой истории.
Не надо думать, будто мир устроен так, что кольца должны столь же легко налезать на все другие пальцы, как на ваши.
Мир – он, на самом деле, больше и разнообразнее, и не надо судить о нём по себе.
И пришлось мне ехать в магазин «Рубин» на главной улице подмосковного города, в котором прошло моё сознательное детство, чтобы кольцо обменять на размер побольше.
Кафе «Ласточка» и магазин «Рубин», к слову, существуют уже многие десятилетия. Эти ориентиры неизменны и вечны: я помню их с тех пор, как пешком под стол ходил.
И мы встретились у магазина с мамой и кольцо обменяли, а потом поехали к ней домой перекусить, потому что матери, как только своих сыновей увидят, сразу норовят их накормить.
Так уж они устроены, пусть даже головы их детей уже начинают серебриться на висках.
И в маршрутке к матери обратилась девушка – а это не вы меня физике когда-то учили?
Много лет назад мама была учёным секретарём отраслевого института.
Это было в те годы, когда обнаружилось, что наука не так прибыльна, как нефть, и институт прекратил своё существование.
Маме пришлось искать себе новое занятие.
Она, химик по профессии, читала в вузе лекции по экологии, безуспешно избиралась в депутаты местного совета, потом нашла себя в работе страхового агента, которой благополучно занимается до сих пор.
И был период в её жизни, когда она пробавлялась репетиторством – по ночам сидела над школьными учебниками, вспоминая давно забытые курсы, а потом обучала старшеклассников химии, физике и математике.
И эта девушка в маршрутке, что к ней обратилась, лет пятнадцать назад к маме приходила.
Тогда по физике пятёрку получила, потом закончила вуз, сейчас уже работает, но маму мою, как выяснилось, до сих пор с благодарностью вспоминает.
Вот вам и второй урок моей истории.
Да даже не столько вам, сколько мне самому.
Есть люди, которые опускают руки.
А есть те, кто барахтается до самого конца.
Мама моя, в предпенсионном возрасте начав жизнь сначала, себя в ней вполне успешно нашла.
Купила дачный участок неподалёку от нашего популярного среди отдыхающих водохранилища, сама возвела там дом (руками специалистов, разумеется), делит теперь своё время между работой и дачей, но и нас не забывает.
Буду стараться с неё пример брать, если и мне придётся всё начинать заново.
Пошла в магазин и купила.
И хоть говорили выбирать большой размер, она взяла и стала по своему собственному пальцу прикидывать – если ей налезет, то уж моей жене тем более.
Вот вам и первый урок из этой истории.
Не надо думать, будто мир устроен так, что кольца должны столь же легко налезать на все другие пальцы, как на ваши.
Мир – он, на самом деле, больше и разнообразнее, и не надо судить о нём по себе.
И пришлось мне ехать в магазин «Рубин» на главной улице подмосковного города, в котором прошло моё сознательное детство, чтобы кольцо обменять на размер побольше.
Кафе «Ласточка» и магазин «Рубин», к слову, существуют уже многие десятилетия. Эти ориентиры неизменны и вечны: я помню их с тех пор, как пешком под стол ходил.
И мы встретились у магазина с мамой и кольцо обменяли, а потом поехали к ней домой перекусить, потому что матери, как только своих сыновей увидят, сразу норовят их накормить.
Так уж они устроены, пусть даже головы их детей уже начинают серебриться на висках.
И в маршрутке к матери обратилась девушка – а это не вы меня физике когда-то учили?
Много лет назад мама была учёным секретарём отраслевого института.
Это было в те годы, когда обнаружилось, что наука не так прибыльна, как нефть, и институт прекратил своё существование.
Маме пришлось искать себе новое занятие.
Она, химик по профессии, читала в вузе лекции по экологии, безуспешно избиралась в депутаты местного совета, потом нашла себя в работе страхового агента, которой благополучно занимается до сих пор.
И был период в её жизни, когда она пробавлялась репетиторством – по ночам сидела над школьными учебниками, вспоминая давно забытые курсы, а потом обучала старшеклассников химии, физике и математике.
И эта девушка в маршрутке, что к ней обратилась, лет пятнадцать назад к маме приходила.
Тогда по физике пятёрку получила, потом закончила вуз, сейчас уже работает, но маму мою, как выяснилось, до сих пор с благодарностью вспоминает.
Вот вам и второй урок моей истории.
Да даже не столько вам, сколько мне самому.
Есть люди, которые опускают руки.
А есть те, кто барахтается до самого конца.
Мама моя, в предпенсионном возрасте начав жизнь сначала, себя в ней вполне успешно нашла.
Купила дачный участок неподалёку от нашего популярного среди отдыхающих водохранилища, сама возвела там дом (руками специалистов, разумеется), делит теперь своё время между работой и дачей, но и нас не забывает.
Буду стараться с неё пример брать, если и мне придётся всё начинать заново.
(no subject)
Чтобы сдать в консульство ходатайство о визе, надо заранее позвонить туда по телефону и записаться.
Для записи выделяют всего два часа по утрам. Дозвониться получается не в каждый день.
Если вдруг получится, то называют день и час, когда надо придти с документами.
В оживлённое летнее время дату дают где-нибудь через месяц после того, как позвонил, а то и позже.
Выждал этот месяц, пошёл в консульство.
Там огромная (ну, не огромная, но большая – человек сорок) живая очередь.
Это, как не сразу выясняется, те, кто просто так взяли и пришли, а тех, кто записался по телефону заранее, из очереди всё время внутрь консульства зазывают.
Откликнулся на вызов, а там по спискам проверяют – записан или просто так пришёл.
Тут, конечно, начинается самое интересное.
В списках никакого меня нет.
Напрасными оказались многочисленные попытки дозвониться и долгое ожидание назначенного дня.
Куда бежать, на кого жаловаться - не вполне понятно.
Конец истории, правда, хороший.
Гуманность была проявлена, и к сдаче документов всё равно допустили.
Для записи выделяют всего два часа по утрам. Дозвониться получается не в каждый день.
Если вдруг получится, то называют день и час, когда надо придти с документами.
В оживлённое летнее время дату дают где-нибудь через месяц после того, как позвонил, а то и позже.
Выждал этот месяц, пошёл в консульство.
Там огромная (ну, не огромная, но большая – человек сорок) живая очередь.
Это, как не сразу выясняется, те, кто просто так взяли и пришли, а тех, кто записался по телефону заранее, из очереди всё время внутрь консульства зазывают.
Откликнулся на вызов, а там по спискам проверяют – записан или просто так пришёл.
Тут, конечно, начинается самое интересное.
В списках никакого меня нет.
Напрасными оказались многочисленные попытки дозвониться и долгое ожидание назначенного дня.
Куда бежать, на кого жаловаться - не вполне понятно.
Конец истории, правда, хороший.
Гуманность была проявлена, и к сдаче документов всё равно допустили.
(no subject)
Снилось тираническое государство людоедских спецслужб и подпольщиков со взаимным жестоким террором и ужасом. Спецслужбы арестовали одного подпольщика, Шона Коннери, не эпохи Джеймса Бонда, а с уже серебристой бородой, и ещё задержали по подозрению в связях с ним молодую пару, парня и девушку (я во сне немного был этим парнем), которых заперли в высокой старой крепостной башне, видом как из "Сказки странствий" с Мироновым или как в Борисоглебском монастыре, с квадратным люком в центре деревянных перекрытий этажей и ведущими вверх лестницами по стенам.
А Шона Коннери пытали и допрашивали, и видно было, что скоро он не выдержит, расколется и выдаст гестаповцам молодых. И тогда я, уже другой персонаж, не малого, но и не самого большого чина внедрённый в спецслужбы подпольщик, ну вроде как штандартенфюрер Штирлиц, чувствуя, что пора спасать, внезапно сказал, что всё, мы прекращаем допрос, а какая-то мелкая гестаповская крыса было завозмущалась, но я резко её оборвал, и мы все пошли к начальству.
На совещании я начал говорить, что ну вот расколем мы Шона, выдаст он от силы пару-тройку человек, как обычно бывает, а у меня есть идея получше. И тут вроде бы как оказывается, что молодая пара - это на самом деле наши гестаповские агенты, которых мы, спецслужбы, хотели внедрить в подполье, а то, что полиция их случайно арестовала и засветила, нам совсем не с руки. Хотя на самом деле, поскольку этих агентов долго готовил я сам, они всё-таки в глубине, по-настоящему, тоже секретно были подпольщиками. И я предлагаю план, для которого будто бы нужен ещё не до конца сломленный Коннери. Надо заключить с ним сделку: мы его выпустим, а он за это возьмёт с собой в самый центр эту молодую пару, у которой есть важная информация для подполья. И как-то так ненароком неуклюже ему в разговоре выдаём, что это, на самом деле, будет дезинформация, для передачи которой мы "втёмную" используем молодых, а они самые настоящие подпольщики, но просто про то, что это деза, не знают. И ещё дадим Коннери из-за угла в тюремном коридоре подслушать случайный разговор, в котором будет совсем другая информация, которая, на самом деле, будет тоже ложной. И Шон Коннери, когда мы ему предложим свободу, с радостью согласится, а, когда вырвется на волю, наше соглашение соблюдать не будет и всё главным подпольщикам сразу расскажет - и то, что молодая пара подпольщики, и то, что спецслужбы их используют для передачи дезинформации, и про то, что настоящая информация совсем другая. И так мы, гестаповцы, сразу двух зайцев убьём - и важную дезинформацию подполью передадим, и молодых агентов наших в подполье легализуем.
И начальство одобрительно на план кивало головой, а сегодня, проснувшись, моя собственная голова болит довольно сильно, и похоже, что окончательно сломался мой рабочий компьютер, медленно умиравший последние пару недель, а домашний ноутбук тоже приказал мне долго жить на этой неделе, и ещё я узнал, что все дворники в нашем и окрестном домах (не те, что, спасибо Собянину, толпой ломами и лопатами всю зиму честно чистили парковки, а те, что моют по утрам подъезды, а по вечерам их у нас моют консьержки) татары, как в старые добрые советские времена, а я думал, что таджики.
А Шона Коннери пытали и допрашивали, и видно было, что скоро он не выдержит, расколется и выдаст гестаповцам молодых. И тогда я, уже другой персонаж, не малого, но и не самого большого чина внедрённый в спецслужбы подпольщик, ну вроде как штандартенфюрер Штирлиц, чувствуя, что пора спасать, внезапно сказал, что всё, мы прекращаем допрос, а какая-то мелкая гестаповская крыса было завозмущалась, но я резко её оборвал, и мы все пошли к начальству.
На совещании я начал говорить, что ну вот расколем мы Шона, выдаст он от силы пару-тройку человек, как обычно бывает, а у меня есть идея получше. И тут вроде бы как оказывается, что молодая пара - это на самом деле наши гестаповские агенты, которых мы, спецслужбы, хотели внедрить в подполье, а то, что полиция их случайно арестовала и засветила, нам совсем не с руки. Хотя на самом деле, поскольку этих агентов долго готовил я сам, они всё-таки в глубине, по-настоящему, тоже секретно были подпольщиками. И я предлагаю план, для которого будто бы нужен ещё не до конца сломленный Коннери. Надо заключить с ним сделку: мы его выпустим, а он за это возьмёт с собой в самый центр эту молодую пару, у которой есть важная информация для подполья. И как-то так ненароком неуклюже ему в разговоре выдаём, что это, на самом деле, будет дезинформация, для передачи которой мы "втёмную" используем молодых, а они самые настоящие подпольщики, но просто про то, что это деза, не знают. И ещё дадим Коннери из-за угла в тюремном коридоре подслушать случайный разговор, в котором будет совсем другая информация, которая, на самом деле, будет тоже ложной. И Шон Коннери, когда мы ему предложим свободу, с радостью согласится, а, когда вырвется на волю, наше соглашение соблюдать не будет и всё главным подпольщикам сразу расскажет - и то, что молодая пара подпольщики, и то, что спецслужбы их используют для передачи дезинформации, и про то, что настоящая информация совсем другая. И так мы, гестаповцы, сразу двух зайцев убьём - и важную дезинформацию подполью передадим, и молодых агентов наших в подполье легализуем.
И начальство одобрительно на план кивало головой, а сегодня, проснувшись, моя собственная голова болит довольно сильно, и похоже, что окончательно сломался мой рабочий компьютер, медленно умиравший последние пару недель, а домашний ноутбук тоже приказал мне долго жить на этой неделе, и ещё я узнал, что все дворники в нашем и окрестном домах (не те, что, спасибо Собянину, толпой ломами и лопатами всю зиму честно чистили парковки, а те, что моют по утрам подъезды, а по вечерам их у нас моют консьержки) татары, как в старые добрые советские времена, а я думал, что таджики.
Про сон
Мне сегодня снилось, как я в какой-то не очень городской местности собираюсь макро-фотографировать в прекрасный солнечный день некий деревянный бэкграунд – что-то вроде стола для пикников из толстых досок, а ещё у меня есть букет синих цветов на длинных стеблях – ирисы или что-нибудь в этом роде.
И вот я откладываю букет в сторону и иду к столу, а тут на велосипеде подъезжает какой-то молодой, лет двадцати парень, спокойно берёт мой букет и неторопливо уезжает.
И я бегу за ним и кричу - Отдавай мой букет! А он всё так же медленно едет, на меня внимания не обращая, и догнать его легко. И я думаю – сейчас догоню и морду набью! А потом подумал, что этот парень, наверное, сын местного большого милицейского начальника, и сначала я набью морду, а потом – мне, и сильнее.
Я считаю, что этот сон к деньгам. Потому что все сны делятся на те, которые снятся к деньгам, и на те, которые снятся к большим деньгам.
И вот я откладываю букет в сторону и иду к столу, а тут на велосипеде подъезжает какой-то молодой, лет двадцати парень, спокойно берёт мой букет и неторопливо уезжает.
И я бегу за ним и кричу - Отдавай мой букет! А он всё так же медленно едет, на меня внимания не обращая, и догнать его легко. И я думаю – сейчас догоню и морду набью! А потом подумал, что этот парень, наверное, сын местного большого милицейского начальника, и сначала я набью морду, а потом – мне, и сильнее.
Я считаю, что этот сон к деньгам. Потому что все сны делятся на те, которые снятся к деньгам, и на те, которые снятся к большим деньгам.
