Мой ребёнок, которому скоро шесть исполнится, был привезён в страну из Москвы полугодовалым. По-русски говорит свободно и гладко, словарный запас имеет, а акцента – нет. Точнее, у неё прекрасное московское произношение. Правда, в спряжениях-склонениях слов иногда путается, и я подозреваю, что её российские сверстники точнее слова изменяют, хотя уверенности в этом полной нет.
Русские книжки с удовольствием читает – вот купил новую про Незнайку, сразу схватила и погрузилась в неё. Сказки и песенки на дисках слушает тоже, мультфильмы на ночь посмотреть русские выбирает. Что не помешало мне, конечно, ввести для неё специальный еженедельный домашний урок просмотра русского фильма или мультфильма.
А может и английский мультфильм выбрать. Потому что с трёхлетнего возраста ходила в местный детский садик (прескул) и разные секции и кружки, а последний год – в подготовительный класс школы (киндергарден). По-английски, стало быть, тоже свободно разговаривает, читает, по оценке учительницы, на уровне уже второго класса. Не только Незнайку любит, но и Клиффорда с Блю. Билингва такая понемножку получается.
А всё потому, что сразу с ней целенаправленно русским языком занимались.
В Америке, как правило, «русские» дети на русском языке совсем плохо и неохотно разговаривают, если вообще. А идея связи между упорными домашними занятиями русским языком и навыком ребенка – непопулярна. Её не любят, равно как и носителя такой идеи. Потому что если придерживаться идеи «занятия – знание языка», то какой неприятный вывод напрашивается, если личный ребёнок на русском уверенно не говорит?
Сразу, конечно, начинают указывать на то, что все дети – разные. Конечно, мой-то ребёнок – самый умный, послушный, усидчивый и наиболее способный к языкам.
Ещё любят говорить, что из-под палки русским языком заниматься не надо (что означает, что у родителя нет терпения-времени-желаний это делать) и спрашивать - а зачем, собственно, ребёнку в Америке русский знать (виноград – зелен), когда он лучше выучит испанский, французский или иной (как одно другому может помешать – неясно, но видно, что одному положено больше учить учителю, а второму – больше родителю, чего не хочется).
Один аргумент меня пугает. Говорят, что все они до шести-семи лет по-русски разговаривают, а потом – забывают. Пугает, но всё-таки не очень. Во-первых, Слава Труду, видели и мы детей, которым далеко было до шести лет, а по-русски они уже никак не говорили. И наоборот – подростков, здесь выросших, но по-русски прекрасно общающихся. И, во-вторых, если мы здесь, в этой стране всё-таки останемся, я надеюсь, что чебурашек уже достаточно для интереса к русскому в сознании заложено. И ещё заложу, сколько смогу.
А они раньше и понимали, - вмешалась Мэри Поппинс, складывая стопкой ночные сорочки Джейн.
- Что? - воскликнули близнецы. - Понимали язык скворца и ветра?
- Да, и язык деревьев, солнечных лучей, звезд.
- Но как они могли разучиться? - Джон наморщил лобик, силясь постичь причину такого несчастья.
- Ты хочешь знать? - проверещал Скворец таким тоном, точно хотел сказать: а я знаю, как.
- Выросли и забыли, - объяснила Мэри Поппинс. - Барбара, надень, пожалуйста, пинетки.
- Глупая причина, - сказал Джон, сердито на нее глядя.
- Может, и глупая, но это факт, - Мэри Поппинс нагнулась к Барбаре и крепко-накрепко завязала пинетки.
- А Джейн с Майклом и правда глупые, - продолжал Джон. - Вот я вырасту и ни за что не забуду.
- И я тоже, - Барбара сунула палец в рот и стала, причмокивая, сосать.
- Забудете, - отрезала Мэри Поппинс.
Близнецы сели в постельках и уставились на нее.
- Ха! - презрительно воскликнул Скворец. - Вы только взгляните на них! Ишь, вундеркинды выискались! Бывают, конечно, чудеса. Но на этот раз никакого чуда не будет. Вы тоже всё забудете, как Джейн с Майклом.
- Никогда! - воскликнули близнецы в один голос и взглянули на Скворца так, словно хотели его убить: очень он их расстроил.