Дочитал «Русский лес» Леонида Леонова, но не проникся.
Наверное, это надо было читать раньше, в другом возрасте и в другую эпоху. Тогда многое в романе, может быть, не показалось бы таким фальшивым и искусственным.
В центре эпического произведения, охватывающего десятилетия истории нашей страны, находится научный конфликт между сугубо русским учёным Вихровым и его идейным противником подозрительным Грацианским. Первый всю жизнь пишет учебники и статьи, отстаивая разумное лесопользование. Второй сделал карьеру на критике первого, указывая, что построение социализма и индустриализация страны требуют повышенного потребления древесины. По мере развития сюжета выясняется, что в далёкой дореволюционной молодости Грацианский пал жертвой полицейской провокации и втайне запятнал свою репутацию, а, значит, его демагогические аргументы в научном споре не имеют никакого веса, и поэтому тяжёлый груз провинившейся совести, наоборот, тащит профессора на дно проруби.
Книга будто бы про учёных и про институт, в котором они преподают и работают. Но, на самом деле, это не более чем символы учёных и исследователей как выразителей определённых идей. В романе нет производственных деталей – таких, чтобы можно было бы сказать, что эта книга – про учёных. Она не про них, тут нет технической тщательности Артура Хейли или новаторского духа погружения в тайны мироздания, который хорошо получалось передавать у многих других писателей, когда они темой своих книг выбирали исследователей (назову вот хоть «Эрроусмита» Синклера Льюиса для примера).
Ещё я считаю, что в хорошем романе обязательно должно быть про любовь. Удивительное дело. В романе три любовных линии. Несчастная и бестолковая любовь Вихрова к холодной женщине, которая никогда и никого не любила. Благополучная любовь дочери профессора к человеку, о котором упоминается на первых страницах романа и который потом появляется только на последних. И роман молоденького Грацианского с нанятой жандармами изображать приличную женщину проституткой. И вот только последнее способно вызвать в прогрессивном читателе какие-то сопереживания.
С высот, если так можно выразиться, современного цинизма идеологическая (и не только) фальшивость текста резко бросается в глаза. Когда, например, сыну профессора предлагают поработать в паровозном депо помощником машиниста, автор говорит, что для молодёжи тех лет такая работа была вроде дворянского титула, которым можно было звучно гордиться. Цинизм сразу подсказывает, что, конечно, с такой строчкой в биографии последующая жизнь в те времена была бы полегче.
Роман интересен в историческом контексте – и как свидетельство восприятия современниками первого года войны и сражений под Москвой, и как одно из первых сочинений острой экологической направленности. Вот у Ивана Ефремова, к примеру, тревожных экологических нот в приблизительно те же годы написанной и изданной «Туманности Андромеды» не звучит, но этот писатель обеспокоен угрозой ядерного взаимоуничтожения. Актуальность лесосбережения и тогда, и сейчас, при всей возможной значимости, по важности второстепенна. Хорошо было бы, если бы сохранение лесов было самой главной проблемой России (здравствуй, Химкинский лес).
